— Вот они, — прошептал Куп и нежно прикоснулся кончиком пальца к одному из двух отвердевших бугорков. — Я прошел длинный путь и потратил слишком много времени, мечтая об этих малютках, в то время как должен был сосредоточиться на других вещах. Но я никогда не забывал, как они выглядят и что я чувствовал, когда их трогал. — Он легонько ущипнул и оттянул большим и указательным пальцами сосок, улыбнувшись уголком рта на слабый стенающий звук, вырвавшийся у Вероники из горла, но по-прежнему не сводя глаз с мягких линий ее груди. — Оказывается, тебе очень нравится, когда я это делаю.

Глядя на макушку его склоненной головы, Вероника попросила:

— Потрись об меня.

— Что? — Куп поднял глаза и в недоумении сдвинул свои темные брови.

— Я хочу ощущать это. — Вероника протянула руку погладить его грудь и твердые мышцы на животе. — Когда я вошла и увидела тебя без рубашки, мне захотелось распахнуть пижаму и потереться о тебя.

Ей не пришлось просить дважды. Куп повис над ней, упершись ладонями в матрас, и затем на согнутых локтях медленно снизился к ее груди. Вверх. Вниз. Вправо. Влево. Он двигался в разные стороны, следя темными глазами за каждой ее реакцией.

— Так?

Вероника со всхлипом вдохнула воздух и плавно смежила веки.

— Д-да. То, что надо. — Она выгнула спину, чтобы оставаться в контакте с ним, и медленно приоткрыла глаза. Куп пристально смотрел на нее сверху, продолжая водить грудью поверх ее груди. Вероника уцепилась за него и за пояс подтягивала к себе, изо всех сил стараясь подкреплять и разнообразить его движения. Соски ее были охвачены огнем, вспыхнувшим от трения гладкой кожи двух тел. Ноющая боль, сидящая глубоко внутри, делалась все сильнее, а желание — нестерпимее и насущнее. — О Боже. Купер! Ну, пожалуйста. — Вероника выгибалась под ним, придвигаясь к нему лоном и пытаясь раздвинуть свои ноги под тяжестью его тела.

Куп прошептал ругательство и толчком протиснулся между ее бедрами, грубым напором втираясь в податливую женскую плоть. Наклонив голову, он жестко поцеловал Веронику в губы. Через секунду он отнял свой рот и сказал:

— Я хочу тебя голой. — Он подтянулся на локтях и, оттолкнувшись от нее, соскочил на пол. Глядя на ее грудь талию, плавные линии живота и бедер, он скинул свои спортивные брюки.

Вероника только что приподняла бедра, чтобы снять с себя пижамные штаны, и остановилась на половине движения.

— О Боже. — Она замерла. Ее глаза даже не пытались следовать дальше за тренировочными брюками Купа, едва они обнажили его бедра. Силы небесные! Вот это да! Ей не хотелось, чтобы это выглядело так, будто она на него пялится, хотя именно так оно и было. — Ты и вправду блондин, — пробормотала она.

— Естественно. — Куп даже засмеялся от удивления. — А ты что думала?

— Что ты красишь волосы, — сказала Вероника, но сейчас ей было не до разговоров. Она хотела просто смотреть на него, зачарованная фрагментом мужской анатомии во плоти.

Давно она не видела такого агрессивного экземпляра, не говоря уже о длине и окружности. Поднимаясь из гущи светло-русых завитков, он торчал прямо вверх. Но только не «прямо». В кривизну между его основанием и концом, наверное, могла бы вписаться пиала для супа.

— Он изгибается, — еле слышно произнесла Вероника.

— Чтобы лучше добраться до твоего потаенного мес…

— Нет, я имею в виду, что он в действительности изогнутый, — сказала Вероника. Форма мужского естества напомнила ей турецкую саблю. Сама отвага во всем своем блеске! Так же, как и сам Куп. Она так долго смотрела на его фаллос, что тот начал извиваться и раскачиваться, отталкиваясь от пупка своей гладкой головкой.

Куп опустил руку и, обхватив его в основании, удерживал неподвижно.

— Я не могу понять, — сказал он, с подозрением оглядывая Веронику, — что означает сие выражение на твоем лице. То ли ты искренне восхищаешься, то ли готова бежать в ближайшее место за молотком, чтобы превратить его в свой основной инструмент повседневного пользования.

— Знаешь, стандартный «прямой» мне вдруг в некотором роде наскучил. — Вероника облизнула губы. — Ну, давай же!

Куп засмеялся и спикировал на нее. Они принялись кататься, бороться и целоваться. Их тела двигались одно против другого, их поцелуи становились все глубже, и чем дальше, тем больше утрачивали свой игривый характер. Когда Куп провел кончиками пальцев по горячей влажной коже у нее между бедрами, оба затихли. В какую-то секунду единственным движением было легкое круговое поглаживание егобольшого и указательного пальцев, разъединивших пушистую поросль и скользнувших вдоль мягких складок. Когда его пальцы внезапно задвигались наподобие ножниц и сомкнулись вокруг лакомой почки, Вероника выгнула бедра вверх. Потом просунула руку к нему, потому что тоже хотела его трогать. Но он не давал ей приблизиться.

— Ну пожалуйста, Куп, — задыхаясь, просила она. — Я хочу… о Боже, я хочу…

Он легонько двинул руку вниз, пока кончики пальцев скользнули вглубь.

— Этого? — спросил он, мягко поглаживая мышечное кольцо внутри.

— Нет. Трогать тебя. Ощущать тебя внутри меня.

— О небо! — Куп отклонился назад и, порывшись в тумбочке, достал пакетик. — Я собирался показать тебе кое-что получше, со вкусом. Может быть, с тем множественным оргазмом, который вы, девушки, получаете. Но я думаю, мне не вытерпеть. — Он разорвал пакет и натянул презерватив.

— Мне не нужно, чтобы ты терпел, — сказала Вероника. — Я не хочу, чтобы ты терпел. — Ей показалось, что Куп испытывает легкую тревогу по поводу своей состоятельности. Может, он вовсе и не был просто неистощимым сексуальным станком, за кого она его принимала поначалу? Когда она подумала об этом, что-то в ней произошло. Что-то такое, что немедленно заставило ее изменить прежнее мнение и сделать свое заявление по поводу секса. Здесь все было связано с сексом. — Ничего страшного, — сказала она. — Ты по-прежнему можешь делать это в своем вкусе, просто в укороченном варианте.

— Ты это получишь. — Куп перекатился наверх. Однако входить в нее он не торопился. Вместо этого он принялся ее дразнить. Он целовал ее. Ласкал ей грудь. Водил вверх и вниз у нее между бедер своей восставшей плотью. И даже вдавливался кончиком вглубь. Но по-прежнему не входил.

Вероника пыталась его подстрекать, двигая бедрами в ритме, существовавшем, вероятно, испокон веков, сохранившись и поныне. Она обхватила Купа за ягодицы, крепко удерживая его твердые мышцы. Когда он в который раз хотел от нее увильнуть, ее ногти впились в него, чтобы оставить его на месте. Вероника сгорала от нетерпения. Она жаждала чувствовать его внутри себя и поэтому еще шире раздвинула ноги. Наконец просто расположила бедра плашмя, согнув колени, чтобы в следующий раз не дать ему миновать цель. Куп одобрительно заворчал, но по-прежнему не давал ей, что она хотела.

Куп совершенно не понимал, зачем дразнит ее таким образом. Он чувствовал, что в срамном месте у него, наверное, все посинело, и уже ничего не хотел так сильно, как зарыться в нее. И все же что-то удерживало его. Какая-то безумная потребность в… Куп сам не знал в чем.

Он снова стал дразнить Веронику. Однако сейчас у него возникло опасение, что эта попытка обречена на провал. Он только слегка погрузился, но уже знал наверняка, что это был не лучший его ход. Вероника была такая горячая, влажная и… — о Боже! — такая возбужденная, что было совершенно непонятно, зачем ему нужно уходить. Когда он все-таки оттянул бедра назад, приготовившись довести это до конца, в ягодицы ему впились все десять ее ногтей. В сравнении с ними когти Бу были ничто.

— Перестань меня дразнить, — сказала Вероника. — Если ты сделаешь это еще раз, считай, что ты покойник. — Волосы ее были взъерошены, щеки пылали, глаза метали молнии. — Я хочу, чтобы ты вошел глубоко. И немедленно!

Куп засмеялся. Он уперся ладонями в матрас, напряг мышцы и резко двинул бедра вперед.

Вероника начала восходить к вершинам блаженства, не успел он даже погрузиться в нее до конца. Смех застрял у него в горле.